ДОРОГА ЧЕРЕЗ УЛИЦУ
Детство... Далеко не всегда оно бывает легким, безоблачным. Особенно во время
войны. Очень тяжелым было детство девятого чемпиона мира Тиграна Петросяна,
однако именно эти годы во многом определили его судьбу.
...Надо было выйти из дому, перебежать дорогу и
кинуться в тень театрального подъезда, где за каждой колонной стояло его
будущее. Но они были не знакомы. Никто не знаком с будущим, тем более со своим.
О чужом еще можно догадываться, а свое всегда за семью печатями.
«В некотором царстве, в некотором государстве...»
Маленькому Тиграну слышится гортанный голос
«бабо», старой тетки, что вошла в их дом в тяжелые дни потери брата и смерти
матери, пережила отца и стала единственной опорой семьи, развалившейся под
ударами военного времени.
Худому и большеглазому мальчику пора уже давно
спать, а он таращит в темноту свои круглые черные глазища и фантазирует...
Страной его детства был проспект Руставели. А еще
точнее – его левая сторона, если идти от площади Ленина к памятнику поэта. На
этой стороне – Дом офицеров, где в комнате дворника жила его семья; Дворец
пионеров, где он играл в шахматы; шахматный клуб, где до прихода взрослых ему
иногда тоже разрешали передвигать тяжелые, наполненные свинцом фигуры.
Все, что случилось потом, случилось на этой
главной улице города, сперва на ее левой, а затем на правой стороне: в шахматном
клубе сын старого Вартана, дворника Дома офицеров, стал чемпионом Тбилиси,
кандидатом в мастера; на сцене театра имени Руставели гроссмейстер Тигран
Петросян, будущий чемпион мира по шахматам, впервые стал чемпионом СССР.
Дорога через улицу... А сколько времени занял этот
переход.
Вернемся к началу
Дом со двора в Тбилиси – это вечное общежитие юга,
где из-под белых флагов стираных простыней вырываются колеса поставленных на
дыбы велосипедов, а на железных балконах и железных лестницах женщины купают
детей и мужчины играют в нарды. Но двор, в котором проходило детство Тиграна,
был другим. Это был двор учреждения, где с утра было тихо, а вечером звучала
музыка, вырывавшаяся из окон и вяло тонувшая в его пустынной глубине.
Дни были похожи один на другой. Но в каждом было
что-то свое, и потому уход любого дня отдавал чем-то безвозвратным и навсегда
потерянным.
Играя в нарды, турецкие шашки и другие настольные
игры Востока, маленький Тигран поражал взрослых своей смелостью и находчивостью.
А для не было большего удовольствия, чем наблюдать за победами сына.
Рассказывают, что гениальный Капабланка научился
играть в шахматы, глядя, как другие играют. Петросяну это не удалось. Он часами
смотрел на шахматную доску, но законы этой игры оставались для него не
постижимыми. И вот наступил день, когда один из его сверстников открыл Тиграну
мир шахмат, показал, как ходят фигуры, объяснил смысл и цель их движения. И
нарды были забыты. И брошены были турецкие шашки. И даже футбол, которому
отдавали свою любовь все тбилисские мальчишки, казался теперь чем-то не очень
важным, не очень обязательным.
Очередь за шахматами
Еще жива мать и брата не взяли в армию. И отец
бранит его сестру Вартуш за неповоротливость или непоседливость (и то и другое
в их семье заслуживало осуждения), а Тигран опять улыбается своей
предусмотрительности: ночью он снова перевел стрелки ходиков на час вперед.
Можно отправляться в школу.
В классе пусто. Он опять первый. И раньше чем
через полчаса никто не окликнет его по имени, не помешает ему играть в игру, где
мир как бы создан заново по одному ему, Тиграну, известным законам и где он
такой же взрослый, как Арчил Эбралидзе, шахматный мастер и учитель из Дворца
пионеров.
Сегодня противник Тиграна – экс-чемпион мира по
шахматам Хосе Рауль Капабланка. Он еще красив и молод и по его приглашению
приехал в Тбилиси. На дебют ферзевой пешки Тигран отвечает армянской защитой с
вариантом своего имени. Прославленный кубинец обескуражен. Еще бы, этого
варианта нет даже в знаменитом учебнике Майзелиса, переведенном на армянский
язык!
Как быть? Тихо. Слышно, как тикают часы в
вестибюле школы. И время спасает Капабланку. В класс врываются сверстники
Тиграна. Мир фантазии рухнул. Скоро начнется урок.
После школы Тигран идет домой один. Он снова
погружен в свой таинственный мир. Надо условиться о продолжении матча с
Капабланкой. Кубинец не очень сговорчив, но, узнав, что завтра воскресенье – а у
Тиграна это трудный день, - соглашается на встречу в понедельник.
Почему же воскресенье, которое для всех праздник,
для Тиграна и его брата – трудный день?
Завтра они в последний раз встанут в четыре утра,
поеживаясь от холода, осторожно откроют дверь и побегут к угловому продуктовому
магазину. Здесь уже будет много людей. Но ребятам и не надо быть первыми. Все,
кто жмется в эти ранние часы на темной улице у закрытых дверей магазина, думают,
что это очередь за маслом, а для Тиграна и Амаяка (так зовут брата) это очередь
за... шахматами. В семь утра они продадут свою «очередь» за два рубля взрослым
чужим женщинам, и в их тайной ребячьей копилке сложится наконец нужная сумма,
чтобы осуществить давнюю мечту. Днем они вместе осудят свой поступок и дадут
себе слово никогда больше не заниматься «спекуляцией» (это слово зло и осуждающе
часто произносит отец), отнесут 31 рубль в магазин спортивных товаров и купят
шахматы – большие, настоящие шахматы с деревянной доской и тяжелыми точеными
фигурами.
А пока – суббота. Пятый месяц первого года войны.
Тиграну двенадцать лет. Его любят во Дворце пионеров. Он любит шахматы. И
шахматы отвечают ему взаимностью.
Дворец пионеров
Во Дворце пионеров шахматный кружок был как бы
государством в государстве. Здесь были свои подданные и свои законы. Был и свой
президент...
Пройдет много лет, и в Москве, после 23-й партии
матча на первенство мира, еще не коронованный чемпион увидит его в фойе Театра
эстрады, пойдет, улыбаясь, навстречу и, отшучиваясь от поздравлений с победой,
сам поздравит его с Ленинской премией. За выдающиеся достижения в области науки
и техники. А сейчас этому эвакуированному из Харькова курчавому мальчику нет и
пятнадцати лет. Его зовут Витя Бравинский. Он весел и легкомыслен.
Гулко стуча по доске фигурами и тотчас же нажимая
кнопку часов, Бравинский играет блиц (пять минут – партия), и ему проигрывает
будущий шахматный король. Правда, они оба не знают этого. И Тиграну кажется, что
он никогда не научится играть лучше Виктора.
Углубившись в книги и записи и как бы отделившись
от всех невидимой стеной, тут же, среди ребят, готовится к большому турниру
Арчил Эбралидзе. Его орлиный профиль четко вырисовывается на фоне большой
демонстрационной доски. Но он ничего не демонстрирует. Ребята не мешают ему, а
он мешает им...
У Эбралидзе свой метод занятий с детьми. Побольше
самостоятельности. Что-нибудь неясно – спросите, а еще лучше – подумайте сами.
Иногда он, правда, отодвигает в сторону шахматную доску и увлеченно рассказывает
о больших мастерах прошлого – гроссмейстерах и маэстро, о борьбе идей в шахматах
– этом странном искусственном мире, возникшем по воле человека и вобравшем в
себя что-то от спорта, что-то от искусства, что-то от науки, а что-то и просто
от жизни с ее еще далеко не познанными законами.
Арчилу Эбралидзе нравятся многие его ученики. Но
он не обольщается успехами Брагинского. Мальчик все делает слишком легко.
Чувствуется, что его главный интерес где-то за пределами этих 64 клеток, что он
просто упражняет мозг и испытывает от этого н е столько духовную, сколько
«мышечную» радость, как от футбола или легкой атлетики. Тигран глубже. В нем
что-то есть. Он вдумчив и нетороплив. Сын дворника, а если бы не потертая
курточка и серые фланелевые брюки, похож на сына юриста или врача. Плохо говорит
по-русски, но застенчиво точен в окончаниях слов и строит фразу иногда чересчур
вредно, как по учебнику. И также играет: быстро, но не опрометчиво. Ошибки не
выскакивают со стороны, а связаны с погрешностями замысла. И все-таки способнее
других Эбралидзе кажется Шурик Буслаев. Остроумный и находчивый. Ему он уделяет
главное внимание.
Через пятнадцать лет, встретившись с Тиграном в
Тбилиси, старый учитель будет произносить какие-то смущенные слова:
– Ты меня извини. Я не сразу почувствовал твое
будущее. Другие были заметнее. Смелее, увереннее...
А гроссмейстер Петросян будет переводить разговор
на другую тему, будет улыбаться и благодарить, но не снимет с него вины и не
скажет ему того, что скажет мне, уже после смерти учителя, в своей московской
квартире, за шахматным столиком, выточенным в честь его победы над Ботвинником
болельщиками Еревана...
Идет второй год войны. Эбралидзе еще не стар. Он
еще играет в турнирах, еще руководит кружком Дворца пионеров. И на его глазах
Витя Брагинский обыгрывает Петросяна. В одном турнире с Тиграном, правда менее
успешно, играют Мелор Стуруа, ныне известный журналист, Виген Арутюнян,
впоследствии директор завода в Ереване, Миша Пайчадзе, двоюродный брат
знаменитого грузинского футболиста, и многие другие тбилисские школьники того
времени, о котором они будут вспоминать как о днях своего детства и в котором
будут видеть больше хорошего, чем плохого.
Но жизнь никогда не улыбается всем. А в те годы
она делала это еще реже, еще разборчивее.
Три удара
Идет второй год войны. Красная армия отступает.
Гитлеровцы рвутся к Кавказу. Огненное дыхание боев становится все ощутимее и в
Тбилиси.
Брата взяли в армию. Его второе письмо было уже с
фронта, а третье так и не пришло. Полгода спустя на Авлабарском рынке кто-то
сказал матери, что был свидетелем гибели ее сына.
Брат оказался жив, но мать об этом не узнала: горе
убило ее. Говорят, беда одна не ходит. Осенью тяжело заболел Тигран. Школу
пришлось оставить. И почва закачалась под ногами.
Может быть, с того тяжелого времени человек,
достигший ныне жизненных вершин, не выносит случайностей, не любит шатких
ситуаций.
Трудно сказать, как сложилась бы в те дни судьба
мальчика, не приди тогда на помощь старому Вартану его сестра, которой Тигрган
больше всего обязан своим сегодняшним днем.
«Бабо» называл свою тетку Тигран. Но она была для
него не просто бабушка. Она заменила ему мать. Чтобы вырвать мальчика из рук
болезни и поставить скорее на ноги, «бабо» отдавала Тиграну весь свой хлебный
паек. А сама из последних сил поднималась на склон горы Мта-Цминда, собирала там
одной ей известные травы и варила из них похлебку, спасая свою жизнь, которую
целиком посвящала другим.
Мальчик выздоровел. Вернулся в школу. Стал снова
играть в шахматы.
На завтрак – Нимцович
Отцу было за шестьдесят. Но он держался крепко.
По утрам отец давал Тиграну рубль на школьный
завтрак и уходил на работу. Тигран брал рубль, но завтракал не каждый день.
Когда они с братом купили шахматы, то обещали никогда больше не прибегать к
сомнительному способу получения денег. А сейчас снова были нужны деньги – на
книги, сборники шахматных партий, учебники...
Майзелиса он уже знал наизусть. Других шахматных
книг на армянском языке тогда не было. А русские книги стоили дорого. И,
отказываясь от горячей булочки с чаем, Тигран шутил: «Сегодня у меня на завтрак
Нимцович...»
Книга Арона Нимцовича «Моя система на практике»
легла краеугольным камнем в основание шахматной подготовки будущего чемпиона
мира. Повторяя чужие слова, но произнося их как свои собственные, Тигран
увлеченно и радостно сообщал домашним:
– Для меня «проходная пешка» - не просто пешка, а
как бы живое, разумное существо, со своими невысказанными желаниями, надеждами и
сомнениями...
Старый Вартан негодовал:
– Совсем сдурел парень. Ой, не доведут тебя
шахматы до добра!
«Бабо» успокаивала:
– Мальчик хорошо учится. Пусть играет, раз ему это
нравится...
И Тигран играл. Азартно, неутомимо.
Выполнив в первом же детском турнире норму
четвертого разряда, маленький Петросян затем еще несколько раз – просто для
удовольствия – набирал очки в состязаниях таких же новичков. По крайней мере, в
трех турнирах ему пришлось доказывать право на второй разряд. А о первом разряде
и говорить не приходилось: «Тебе еще пятнадцать лет! Куда ты торопишься?»
Он и сам не мог ответить на этот вопрос. Просто
хотелось играть. Как можно больше. И с самыми сильными.
Король под шахом
Болезнь свалила отца. Он еще боролся за жизнь, но
силы оставляли его.
Тигран с тем же прилежанием продолжал учиться в
школе. Видели его и в шахматном кружке Дворца пионеров. Бывал он и в шахматном
клубе. Однако теперь ему нужно было еще и работать. Вместе с «бабо» он подметал
улицы и выполнял другие нелегкие обязанности работника дворника в доме, где
каждый день бывали сотни людей, и шумная клубная жизнь осложнялась особенностями
военного времени. Командированные в тыл или находящиеся в резерве офицеры не
желали рано расходиться по домам. Много курили и не всегда бросали окурки в
пепельницы. Еще труднее приходилось зимой...
Случилось так, что в дни, когда отец слег,
пятнадцатилетнего Тиграна после долгих споров и сомнений допустили наконец к
участию в турнир перворазрядников.
Ученик восьмого класса 73-й армянской средней
школы впервые увидел свое имя в таблице большого городского турнира и не без
волнения приступил к игре.
Балльный отборочный турнир чемпионата Грузии –
таково было его официальное название – отличался очень сильным составом
участников. Можно сказать, что это был первый большой экзамен для Тиграна.
Экзамен на шахматную зрелость.
Петросян уже завоевал первые очки и вошел в группу
лидеров, когда известный мастер В. Микенас сказал ему после очередной победы:
– Все зависит от тебя. Будешь как следует
заниматься шахматами, через два года станешь мастером...
Тигран играл легко, уверенно, сильно.
Все шло хорошо. Стало казаться, что и дома все
вот-вот наладится. Но турнир еще подходил к середине, когда Петросяну во время
партии сообщили о смерти отца.
На доске было сложное положение. Король Тиграна
стоял под шахом, а он взялся за другую фигуру.
Партию Тигран проиграл. Две другие пропустил.
Раздумывал, как быть дальше. Что скажут соседи? Отец умер, а он играет в
шахматы! Но разве знают они, как он любил отца? Разве понимают, что для него
теперь шахматы?
С тех пор как он впервые двинул пешку на два поля
вперед, шахматы стали частью его жизни. Другой частью были школа, семья. Сейчас
от семьи остались только «бабо» и он.
Тигран решил продолжать борьбу.
Никаких случайностей
Придя в клуб через несколько дней после смерти
отца, Петросян занял свое место за столиком с таким видом, будто ничего не
случилось.
Записал ход. Сделал его. Включил часы.
...Тбилисский шахматный клуб стал для Петросяна
тем храмом, где он навсегда причастился высокому шахматному искусству. Храмом не
только в переносном значении этого слова, но и в
буквальном: здание старой полуразрушенной
церкви отремонтировали и приспособили для служения богине шахмат.
В этом храме Арчил Эбралидзе, шахматист
старого позиционного стиля, первый наставник Петросяна, уже выделив его из
среды сверстников, научил Тиграна понимать красоту логики, познакомил с идеями
Нимцовица, с виртуозной техникой Капабланки.
Здесь же маленький Петросян встретил поклонников
Александра Алехина. В омут головоломных комбинаций дал заглянуть Тиграну живший
в те годы в Тбилиси молодой Давид Бронштейн.
«Идею надо доставать оттуда, где она есть», –
говорил Эбралидзе. А Бронштейн не соглашался: «В позиции этой идеи не было, а я
ее выдумал и заставил работать на себя».
Броншетейн не соглашался и выигрывал. А как
относился к их спору Петросян?
Тиграна восхищала игра Бронштейна: взрыв фантазии,
блеск комбинаций. Но верить он продолжал Эбралидзе, Нимцовичу, Капабланке.
Среди громких, известных всему миру имен,
наверное, странно выглядит имя теперь уже почти всеми забытого грузинского
мастера. Но это – имя учителя. И долг и право ученика бросить на него свет своей
всемирной славы.
– Никаких случайностей! – учил будущего чемпиона
мира Эбралидзе.– Хороша только та партия, где все было логично, где каждый из
соперников каждый раз находил и делал лучший ход и где победил тот, кто видел и
считал дальше.
Снег и сон
Война шла к концу. Это чувствовалось во всем. И в
том, что после долгого перерыва в городском шахматной клубе разыгрывалось
первенство Грузии. Участвовал в турнире и перворазрядник Петросян.
А зима 1944 года в Тбилиси была необычной. Шел
снег. И ветви платанов на проспекте Руставели сгибались под тяжестью снежных
папах. Вдоль тротуаров росли сугробы.
Снег не радовал Тиграна. Заскочив домой после
школы, чтобы слегка перекусить и сделать уроки, он перед тем, как идти в клуб на
очередной тур, брал лопату и шел вместе с другими дворниками расчищать снежные
завалы.
Турнир был трудным. К партиям надо было
готовиться. Времени не хватало. А неожиданная для юга снежная зима еще больше
путала карты Петросяна. Даже после победы он должен был отказывать себе в
привычном удовольствии заново разыграть партию и посмотреть варианты, на которые
не пошел из-за опасения нарушить логическую связь между ходами и раньше времени
покачнуть искусно созданное равновесие.
По окончании тура Тигран быстро складывал шахматы,
проставлял результат в таблицу и спешил домой.
Полночь. Подняв воротник курточки, из которой он
уже давно вырос, худой и усталый Тигран бежит по заснеженному проспекту. Снег
идет не затихая. Но легкие снежинки, что так красиво кружат в свете уличных
фонарей, не вызывают у Тиграна никакого другого чувства, кроме горечи и досады.
Через два-три часа его снова разбудят, он возьмет лопату – единственное орудие
борьбы со снежной стихией – и будет очищать тротуар от мокрой и вязкой белой
пелены.
* * *
Когда кончается детство? И
кто может ответить на этот вопрос?
Ты
получил аттестат зрелости. Начал работать. Или поступил в институт. А детство не
кончилось. Оно потянуло свои нити в твой сегодняшний день и, вовлекая тебя в
круг своих образов и влечений, продолжается. В нем секрет молодости.
И
радость открытия, и удивление сделанным – это черты детства. Но пока они есть –
ты молод. И детство с тобой. И старость еще не пришла.
Петросян стал взрослым гораздо раньше большинства своих сверстников. Труд и
ответственность он принял на свои неокрепшие плечи в пятнадцать лет. Но судьба
подарила ему дорогой подарок. Шахматы... Они вовлекли его в живой и нестареющий
мир борьбы, побед, поражений. И детство навсегда осталось с Тиграном...
Дорога через улицу оказалась дорогой через годы.
Н. Тарасов
|
